Экспериментальная танцевальная группа Геннадия Абрамова

Wenn Tur und Angst zusammen tanzen. Die experimentaelle Tanzgruppe von Gennadij Abramow in Moskau.
Журн. Ballett International tanz actuell. Erhard Friedrich Verlag. Heft 6. Juni 1994.

Все новое в русском балете последнего столетия было рождено в замке официального искусства. Даже если происходили реформы, и пусть эти реформы были радикальны, сами реформаторы Фокин, Бронислава и Вацлав Нижинские, позднее Голейзовский, Лопухов, Якобсон, в определенном смысле были питомцами балетной школы, и проводили свои эксперименты на своих же коллегах - классиках. Модернисты были презираемы, на них смотрели сверху вниз, как на дилетантов, среди которых иногда встречались одаренные люди, как Айседора Дункан, но считали, что они не в состоянии произвести что-то долговечное и плодотворное. Причина того, что в России на протяжении всего двадцатого столетия не возникло ни одного нетрадиционного танцевального стиля не в тоталитарном государстве, ни в железном занавесе, а в общем недоверии к дилетантским любительским спектаклям, которое разделялось и публикой. И так до последнего времени напрасно ждали обновления балетной сцены. Только в последние года на фабриках, в подвалах, библиотеках и других, непривычных для этого искусства, местах, стали возникать группы, которые энергично выходили из масштабов привычного балетного театра и не связывали себя никакими примерами или авторитетами, искали свой путь в мире движения. Группы, которым в течение сравнительно небольшого времени наверстать тот путь, который западный театр прошел в течение десятилетий.

Одним из этих храбрых новаторов является Геннадий Абрамов, который обосновался в одном из подвалов на улице Воровского в Москве. Он является многолетним соавтором известного режиссера драматического театра Анатолия Васильева, в постановках которого он создавал основной пластический материал. "Пластический театр" это русское понятие для движенческого или телесного театра - немецкое понятие Korper und Bewegungstheater. Итак, Абрамов открыл свой Класс экспрссивной пластики под крышей васильевской Школы драмма-тического искусства. Основными параметрами при отборе студентов были ин-дивидуальность, фантазия, склонность к импровизации, внутренняя свобода и только в последнюю очередь физические данные. Так возникла труппа, равную которой в Росии стоит поискать. Она показывает спектакли не за деньги, и спек-такли эти скромно называются представлениями студенческих работ. В этот подвал попадаешь как на конспиративную встречу. Внешне эти работы выгля-дят как цепь фрагментов, фарсово, патетически, философски, повседневно. Не сюжет соединяет все эти работы вместе, не тема, не воля, не логика режиссера - но то единство, которое называется Школой, не в смысле места, где получают образование, а в смысле художественного направления. Самое важное в этом танцевальном классе это абсолютная свобода, свобода от традиционных оков, от всевозможных систем и позиций, художественых влияний и от искушающих авторитетов.

Класс начал с нуля и вступил на путь, который был совершенно вычер-кнут из практики русского балета. Требование руководителя этого балетного Класса слушать свое собственное тело, исследовать свои возможности, пред-метность и беспредметность мира выражать посредством движения. Все это так же старо, как старо наше двадцатое столетие. Невозможное в балете импровизи-рование возвышено в коллективе до принципа. Класс экспрессивной пластики состоит почти из балетмейстеров. Инсценировка создается с помощью собст-венного тела и тела партнера. В этом отношении Класс напоминает труппу "Пиллобулус", в которой хореографические тексты возникают в процессе кол-лективной импровизации и достигнутое не фиксируется. Напротив, подлежит многочисленным изменениям, которые происходят во время исполнения на глазах у изумленной публики. Абрамов воспитывает не технарей, а творцов. Это постоянное включение в творческий процесс должно передаться и зрителю. Используются различные движенческие стили и в этом тоже проявление хорео-графического мышления - степ, пантомима, акробатика, модерн-данс, но не в качестве нормативных средств, а как зерно, которое восходит к праэлементам танца: вдоху - выдоху, взлетам и падениям, скольжениям и поворотам. Так возникает язык, полный детской чистоты и и выразительости, шарма и юмора, конкретный и одновременно многозначный. Здесь бегают по стенам, висят на потолке, танцуют под шелест собственного платья на полной юмора беготне вокруг стульев возникает призрак злейшей агрессии. Здесь двери и страх могут играть и танцевать вместе, так же как раздевание случайного прохожего вок-зальной проституткой вместе с напряженной сугестией красного цвета.

Последняя работа студии - Nota Bene - пластические заметки на полях романа Томаса Манна "Иосиф и его братья". Инсценировка комментирует роман без педантизма и псевдоглубокомыслия. В лучших сценах можно обнаружить оригинал, намеченный с изящным вкусом фамильярной фривольности - образ избранного народа, который в поисках самого себя и своего Бога подвержен силам голодного беспокойства театрально-патетических патриархов, солнечного жара странствия по пустыне, медленно текущего времени. Многие из этих эпизодов остаются в памяти - великолепная встреча Иакова и Рахили у колодца. Эти трепещущие под поцелуями ладони, дыхание тела, пугливого, пытающегося спрятаться, нерв, выражающий нежность и вдохновение. Это увлекающая игра непорочности, девственности, которая отвергает, препятствуя прикосновениям и взглядам. Соединение сцен произвольно и свободно. Но есть нечто фундаментальное, что соединяет структуру романа и структуру танца. Это - идея круга - бездонной воронки времени, смена жизни и смерти, уход и возвращение. Все это пронизывает роман Томаса Манна - знак круга - вращения вокруг собственной оси, вокруг воображаемого центра - закручивающееся движение тела, ног, ладоней, ходьбы - все это основы инсценировки Абрамова. Спектакль воздействует совершенно магически, свежо и вдохновляюще. Труппа Абрамова до сих пор не имеет своего театра. Нет сцены, нет света, нет костюмов. Техническое оснащение бедное, любительский магнитофон трещит и щелкает. Однако, если труппа выйдет из своего подвального бытия, получит все атрибуты благополучия, не исчезнет ли шарм и гордая бедность студенческого братства. Кто знает, сможет ли труппа сохранить свою самодостаточность, выстоит ли она все экзамены театра или останется ансамблем любителей?

Татьяна Кузнецова.
Перев. с немецк. Федора Степанова.